Любовные рассказы онлайн. Любовь сквозь годы - история из жизни

Глубокая ночь. Где-то пробегает тихий ветерок, разгоняя последнюю пыль на сыром асфальте. Небольшой ночной дождь добавил свежести этому душному, замученному миру. Добавил свежести в сердца влюбленных. Они стояли обнявшись в свете уличного фонаря. Она, такая женственная и нежная, кто сказал, что в 16 лет девушка не может быть достаточно женственной?! Здесь возраст совсем не имеет значения, важен лишь тот, кто рядом, самый близкий, родной и теплый человек на земле. И он, больше всего рад тому, что она наконец-то в его объятиях. Ведь, и правда говорят, что объятья, как ничто другое передают всю любовь человека, никаких поцелуев, лишь нежное прикосновение его рук. Каждый из них в эту минуту, минуту объятий, испытывает неземные чувства. Девушка чувствует себя в безопасности, зная, что всегда будет защищена. Парень проявляет заботу, чувствует ответственность - незабываемое чувство по отношению к любимой и единственной.
Все было, как в финале самого красивого фильма о счастливой любви. Но, начнем с начала.

Красивые рассказы о романтических отношениях. Здесь Вы также найдете грустные истории о неразделенной несчастной любви, а также сможете дать совет, как забыть бывшего парня или бывшую жену.

Если Вам также есть что рассказать на эту тему, Вы можете абсолютно бесплатно прямо сейчас, а также поддержать своими советами других авторов, попавших в схожие непростые жизненные ситуации.

Мне 33 года. В браке уже 13 лет. Семья благополучная в финансовом и моральном плане. Муж меня очень любит. Все делает для семьи. Я тоже его очень люблю и ценю. У нас две прекрасные дочери.

Примерно год назад или чуть больше мне в соц. сети написал моя первая любовь и первый мужчина. Он мне и до этого иногда писал, но я как-то не очень реагировала на это, а в течение последнего года у нас завязалась очень активная переписка. Мы с ним встречались 4 года — с 15 лет до 19. Потом он ушел в армию на 2 года и остался там по контракту еще на год, я уехала учиться из нашего маленького городка в большой город, новые друзья, подруги. Познакомилась со своим будущим мужем. Так я рассталась со своей первой любовью. Вышла замуж, уехала в другой город за 1500 км. Он успел жениться, родить дочь, развестись. Сейчас один.

Мне 14 лет. Я хочу рассказать свою историю. Всё началось с того, что в 13 лет я безответно влюбилась в мальчика, который был старше на 2 года, но история не об этом. Я справила свой 14—й день рождения. И мне написал один мальчик. Допустим, его будут звать Максим. Максиму было 19 лет. Я его знала давно, так как он брат моей подруги. Он занимался футболом, и я часто ходила болеть за нашу команду.

Где то год назад я разошлась со своим . Вначале я была уверенна в правильности своего решения. А теперь, чем больше времени проходит, тем больше я скучаю по нему.

Случилось так, что мы влюбились друг а друга. Точнее я влюбилась в картинку, он высокий и очень красивый, это меня и подкупило в нем. А его слова о любви сводили просто с ума. И я решила, что только с ним буду счастлива, но я ошибалась.

Давно читаю здесь разные истории и захотелось написать свою, чтобы услышать мнение людей.

Мы с мужем живем 14 лет, замуж вышла рано, двое детей. Сначала были мы друзьями, он встречался с моей сестрой, потом с подругой, но ничего серьезного у них не было. Причем моя сестра с ним рассталась сама. Мы могли с ним гулять, долго разговаривать, в общем, очень понимали друг друга. Отношения были светлые, чистые. Мы доверяли друг другу, была любовь до тех пор, пока не прочитала его переписку с другой! Потом последствия этого были, конечно, тяжелые, я переношу это с особой болью. Была истерика слезы, крики, выкинула его вещи, тогда мы жили у меня, убивалась долго, не выходила из дома, пока он не пришел и не сказал, что принял решение идти в армию по своему желанию (тогда ему было 20 лет). Уходя, я ему не обещала ждать (скорее это было со злости, а не искренно), периодически к нему приезжала.

Мне 28 лет. В жизни все складывается достаточно удачно в плане работы, занимаюсь танцами, за собой ухаживаю. Не первая красавица, но всегда были ухажеры и не плохие.

Но вот полтора года назад почти одновременно за мной начали ухаживать два парня. Да не просто ухаживать, а не на шутку каждый считал, что я буду его. Для меня это был сложный период, я запуталась, металась. Не могла разобраться в себе. Волею судьбы выбор был сделан. Так сложились обстоятельства. На двух стульях не усидишь. И я осталась с одним парнем. Второй парень очень сильно страдал, так как чувства были у него очень сильные.

В последнее время мне очень плохо. Начну свою историю с учебы в колледже. Училась на режиссера, все мои мечты были об успешной карьере, о личной жизни я и не думала, да и времени особо не было. Меня все устраивало.

Но вот на четвертом курсе, я встретила парня, который работал в театре. Мы стали встречаться, я старалась успевать все делать, я приходила с учебы поздно и сразу шла навстречу к нему. Эти дни были самыми яркими в моей жизни. Но потом начались проблемы. Как многим известно, что в моей профессии может быть все. Нас учили переодеваться друг при друге, мы могли в группе обнять по-дружески как девочку, так и мальчика (это не только в нашей дипломной работе в театрализации, но и просто так). Так ему это не нравилось, доходило до расставания, его это не устраивало.

Я много лет была в поиске мужчины. Достало все сильно, даже по интернету завела отношения на год, но безрезультатно, потому что просто не мой человек. Пыталась еще там знакомиться, но не выношу, когда неграмотно пишут, и просто не люблю глупых мужчин, я зануда еще в этом плане.

Мы с моим молодым человеком вместе почти 10 месяцев. Я старше его на шесть лет. Мне 30 ему 24. Через месяц после знакомства я забеременела, когда узнала, сразу сказала, что он не обязан быть со мной из-за ребёнка. Он остался. Я у него первая, а он у меня седьмой. Я очень сильно его люблю, поэтому, когда он спросил о прошлом, я ему всё рассказала. И тут понеслось, постоянные упрёки, ссоры.

Поначалу мы жили у моих родителей, потом спустя полгода стали жить отдельно. Я никуда не ходила, если ему нужно было он ходил гулять я ничего не говорила, вечером встречала с работы, стирала, убирала, в общем, делала все, чтобы ему было комфортно, но несмотря на это он все равно продолжал меня упрекать за моё прошлое. Несколько раз мы расходились, но потом всё равно сходились и вот на девятом месяце беременности он мне говорит, что уходит от меня. Кроме того я узнала, что у него появилась другая ради неё он даже статус в соц. сети сменил.

Подлинная революция содержится в хрональном и метрическом веществах, ответственных за время и пространство. Через эти вещества теория и эксперимент привели к познанию духов добра и зла, причем оказалось, что все аномальные явления (АЯ) суть порождение духов зла.Должен признаться, что все мои самые важные принципиальные результаты ОТ (общей теории) получены с помощью Библии, то есть религии, особенно это касается нетрадиционного понимания времени и пространства.Истинная религия имеет дело с невидимым духовным миром и верой. Главная суть истинной веры предельно четко выражена в православном Символе веры, который от вышних, следовательно, абсолютно истинен, верен и неизменен, дан навсегда. Истинная наука имеет дело с видимым телесным миром и знанием. Главная суть знания выражена набором соответствующих физических представлений, правил и законов, то есть парадигмой, которая устанавливается людьми, поэтому не абсолютно верна и изменяется со временем."Бога никто никогда не видел" (1 Ин 4:12). Но известны многочисленные знамения и косвенные доказательства Его существования. Очень убедителен пример ежегодного схождения Небесного Благодатного Огня на Гроб Господень в Иерусалиме в Великую Субботу накануне православной Пасхи, что, кстати, доказывает особое благоволение Бога к Православию, содержащему наибольшую полноту истины, учения и благодати. ...мир предельно состарился физически и духовно, приближается к своему концу и поэтому ему противопоказаны прорывные открытия. Физическую картину старости хорошо рисует хрональное явление. В начале на сотворенной и сильно хронально заряженной Творцом Земле интенсивность всех процессов (хронал) была крайне высокой, тогда одному сегодняшнему дню соответствовали миллионы наших лет, именно поэтому дни творения в Библии - надо понимать буквально. Постепенно хронал убывает по экспоненциальному (логарифмическому) закону, как температура выключенного утюга. Следовательно, Земля наша не развивается, как иногда думают, а угасает, существенный вклад в это вносит сама цивилизация, почти полностью исчерпав ископаемые богатства и отравив вконец землю, воду и воздух, одновременно мельчают животный и растительный мир. То же происходит и с каждым отдельным человеком, например, новорожденный поглощает кислорода в несколько раз больше, чем взрослый; и с каждой отдельной семьей, в частности, сила деторождения в ней тоже убывает с возрастом, а качество детей - с их количеством....в организмах мужа и жены происходит перестройка, а в детях - настройка, делающая весь род единым, специфическим и неповторимым. Давно замечено, что у женщины, имевшей детей от первого мужа, дети от второго иногда бывают похожи на первого, поэтому в Китае когда-то существовал даже закон, запрещавший рожавшим женщинам вторично выходить замуж. Более того, ученые открыли еще явление телегонии, согласно которому гены мужской особи запоминаются в организме женской даже без беременности, и это передается по наследству. Отсюда должно быть понятно, почему в народе (христианстве) такое большое значение всегда придавалось девственности перед браком, а в организм женщины заложен особый признак."жизненная энергия" чи по-японски - ки , по-индийски - прана , по-нашему - хрононы ... в 1943 году пульсирующее электромагнитное поле чудовищно высокой мощности американцы применили для превращения эскадренного миноносца "Элдридж" в корабль-невидимку. Увлеченные этим полем мощные хронально-метрические излучения сопровождались существенными изменениями хода времени, левитацией (парением в воздухе людей и предметов), отмечен даже случай телепортации - мгновенного перемещения эсминца из Филадельфии в Норфолк и обратно. Однако закончился Филадельфийский эксперимент крайне плачевно: одни люди бесследно исчезли, другие умерли, третьи сошли с ума, а над всем этим маячил призрак НЛО - символ сверхтонкого мира зла. ????????? проверить Неправильная жизненная идея (неправильный образ жизни) приводит к заболеванию сердца, являющегося средоточием наших духовных дел, извращенное отношение к труду - к заболеваниям мозга, частая любовь (частые любовные стрессы) - к болезни легких (у волевых натур) или щитовидной железы (у натур "художественного" склада), зависть - пищевода, избыточное честолюбие - надпочечников, жадность, ревность - почек, страх - печени, страх перед действием ("медвежья болезнь") - кишечника, хитрость - желудка, половая неуверенность в себе (затем выливается в диабет, относится как к мужчинам, так и к женщинам) - поджелудочной железы, энергетическое несоответствие мужа и жены - половых желез (предстательной железы или придатков), извращенный материнский инстинкт - молочных желез, подавленная активность крови, являющаяся следствием извращений по родственным связям (волевые родственники, добровольное рабство и т.п.) - селезенки, зацикленность на прошлом - позвоночника. У желчных возникают проблемы с желчью, у мнительных - с лимфой. Недорасход умственной энергии приводит к радикулиту, нереализованное властолюбие - к астме, национализм - к белокровию, удар по самолюбию - к насморку и гриппу, отсутствие желания жить по деловым причинам (у детей - отсутствие желания идти в школу или кто-то из родителей не хочет жить) - к ангине. интересно Строго говоря, время - это длительность (Ньютон). Чем меньше длительность какого-либо процесса, тем с большей интенсивностью, скоростью, быстротой, темпом он протекает, и наоборот. Условимся интенсивность процессов обозначать словом "хронал" (от греческого хронос - время). Следовательно, хронал и время - это обратные друг по отношению к другу величины: хронал равен единице, поделенной на длительность, поэтому с ростом хронала время уменьшается, и наоборот. Уменьшение хронала сопровождается понижением скоростей всех процессов - радиоактивного распада атомов, ядерных и химических реакций и т.д. в любых телах: малых (атомы и молекулы) и больших (планеты, солнца и галактики), неживых и живых, включая растения, насекомых, животных и человека. Например, у человека самое большое значение хронала имеет новорожденный, с возрастом оно уменьшается во много раз. В частности, у грудного ребенка все процессы обмена совершаются значительно интенсивнее, чем у взрослого: на килограмм веса потребность в пищевых веществах выше в 2-2,5 раза, потребление кислорода - в 2 раза. К старости все процессы замедляются, это заметно даже на субъективном восприятии времени: недели начинают мелькать так же быстро, как в молодости - дни календаря. Естественная старческая медлительность иногда раздражает молодежь, но каждый живет в своем индивидуальном времени, и от этого никуда не уйдешь. Хронал снижается также у семьи, уменьшение ее хронала вызывает ослабление детородных функций и понижает качество последующих детей, именно поэтому всегда ценились первенцы: "Скажи ей: "почему рождаемые тобою ныне не подобны тем, которые рождены были прежде, но меньше их ростом?" И она скажет тебе: "одни рождены мною в крепости молодой силы, а другие рождены под старость, когда ложесна начали терять свою силу" (3 Езд 5:52-53). Со временем ветшают также род, общество и цивилизация в целом. Было у отца три сына: старший умный был детина, средний сын и так и сяк, младший вовсе был дурак. Здесь мы обратим внимание только на процесс естественного старения Земли. Она вовсе не развивается, как иногда думают, а ветшает. К сегодняшнему дню её хронал, определяющий интенсивность всех процессов на ней, очень сильно уменьшился. В древние времена, при высоком хронале, жизнь на Земле "кипела", динозавры были с трехэтажный дом, трава - как нынешние деревья, процесс радиоактивного распада атома был крайне интенсивным. ... реформа папы Григория XIII, утвердившего в 1582 г. григорианский календарь (новый стиль), который основан на идее о вращении Солнца вокруг Земли, взамен более разумного юлианского календаря (старый стиль), исходящего из вращения Земли вокруг Солнца, этот календарь был принят в 46 г. до Рождества Христова. Интересно, что Благодатный Огонь сходит с неба в храме Гроба Господня в Иерусалиме в страстную Великую субботу накануне Пасхи именно по юлианскому календарю. ?????????? Начать хочу с неожиданного для многих утверждения, что вся человеческая культура есть культ - либо Бога, либо сатаны - и ничего другого. Об этом свидетельствует и само слово "культура", происходящее от корня "культ". Этими двумя культами практически охватываются все виды и формы человеческой деятельности. Причем культ истинного Бога ограничен узкими и жесткими рамками ("тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их" - Мф 7:14), первоначально преподанными Самим Христом и сохранившимися доныне только в Православии, которое за рубежом так и называется - Ортодоксальная церковь. Все остальное в большей или меньшей степени подведомственно сатане, включая и те виды и формы культа Бога, которые выходят за указанные узкие рамки, в том числе все модернизированные христианские вероисповедания ("...широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими" - Мф 7:13). Характерная деталь: чем дальше отстоит от этих рамок вид деятельности и вероисповедания, тем сильнее в нем проявляются нетерпимость, злоба, ненависть к Православию, присущие сатане. похоже... католицизм деградирует (педофилия, гомосексуализм), мусульманство непримиримо ужесточается (абсолютизм, терроризм)... Епископ Игнатий Брянчанинов к седьмому главному человеческому пороку (их всего восемь) - греху тщеславия - причислил "расположение к наукам и искусствам гибнущего сего века, искание успеть в них для приобретения временной, земной славы". Науки (включая технику) и искусства предназначены в основном для совращения одаренных личностей, обладающих высокой хрональной энергетикой... Интеллектуалы легче всего ловятся на йоге, реинкарнации и т.п. дьявольщине. Бесы убеждают их в бессмысленности нынешней жизни, в следующей, мол, будет легче. Однако следующих жизней не бывает. Следует, однако, подчеркнуть, что из всех известных религий истинная вера содержится только в христианстве, это было закодировано Господом в "конструкции" всего мироздания в Библии и расшифровано (открыто) Иваном Паниным. Из всех христианских вероисповеданий истинным и угодным Богу является только Православие. Это доказано двумя неопровержимыми фактами: первое - схождением Благодатного Огня на Гроб Господень в Иерусалиме только в Великую Субботу накануне православной Пасхи и только к православным священнослужителям, и второе - только Православие до сегодняшнего дня сохранило апостольские традиции и продолжает рождать угодников Божиих - святых. По своей природе человек бессмертен, ибо главное в нем не тело ("биоскафандр"), которое после успения превращается в прах, а собственный персональный дух (и душа), живущий вне времени и пространства, то есть вечно. Следовательно, целью земной жизни должно быть такое исполнение заповедей, чтобы не заслужить после суда вечную смерть в аду. Вейник А.И. ПОЧЕМУ Я ВЕРЮ В БОГА Интервью белорусской газете "Царкоунае слова", 1996, N 12. 24 ноября в день памяти святого мученика Виктора трагически погиб известный ученый и ревностный православный христианин, член-корреспондент Академии наук Республики Беларусь, профессор Виктор-Альберт Иозефович Вейник. Этот день был днем тезоименитства Виктора Иозефовича. В шестом часу утра он спешил к ранней Литургии в собор святых апостолов Петра и Павла города Минска, чтобы быть причастником Святого Тела и Крови Христовой. Однако Господь судил иначе. Его окровавленное и сокрушенное тело оставалось лежать на земле, а душа уже предстояла пред Престолом Господним. Эта печальная весть глубоко поразила тысячи минчан, которые были единомышленниками и духовными почитателями Виктора Иозефовича. Вся жизнь этого человека была удивительной и необычной. Родился Виктор Иозефович 3 октября 1919 года в городе Ташкенте в неправославной семье. Родителями был крещен по католическому обряду. После школы окончил Московский авиационный институт. Долгое время работал в различных московских исследовательских институтах, где и защитил кандидатскую, а затем - докторскую диссертации. Научно изучая особое явление - НЛО и другие подобные им сверхъестественные явления, Виктор Иозефович убеждается в том, что эти явления - чисто духовного плана и из области "духов злобы поднебесных" (Еф 6:12). Именно тогда Виктор Иозефович принимает Святое Православие. Он всегда свидетельствовал, что в мире нет более глубокой истины и благодатной всепобеждающей силы Христовой против всякого вида зла, как именно в Христовой Православной Церкви. Его интересные наблюдения в этой области были изложены в книге "Термодинамика реальных процессов", которая стала бестселлером среди научной и творческой интеллигенции тогдашнего СССР. Эта книга многих привела к Богу. И вся последующая научная и духовно-просветительская деятельность профессора В.И. Вейника была направлена на возвращение интеллигенции к единому чистому источнику истины и разума - Богу. Пусть Господь удостоит Своего избранника Царства Небесного. Помолимся, братья и сестры, о новопреставленном рабе Божием Викторе. Редакция газеты "Царкоунае слова".

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Ирина Лобусова
Камасутра. Короткие рассказы о любви (сборник)

Было так

Почти каждый день мы встречаемся на площадке главной лестницы. Она курит в компании своих друзей, а мы с Наташкой ищем женский туалет – или наоборот. Она похожа на меня – может, потому, что мы обе совершенно теряем способность ориентироваться в огромном и бесконечном (так кажется нам каждый день) пространстве института. Длинные запутанные корпуса которого словно специально созданы для того, чтобы давить на мозги. Обыкновенно к концу дня я начинаю звереть и требовать немедленно выдать ту обезьяну, какая построила это здание. Наташка смеется, и спрашивает, почему я уверенна, что эта архитектурная обезьяна до сих пор существует в живых. Впрочем, бесконечное блуждание в поисках нужной аудитории или женского туалета – это развлечение. Их так немного в нашей жизни – простых развлечений. Мы обе ценим их, я узнаю всё по глазам. Когда в самый неожиданный момент мы сталкиваемся на лестнице и врем друг другу, что наша встреча абсолютно неожиданна. Мы обе умеем просто классически врать. Я. И она.

Обыкновенно мы сталкиваемся на лестнице. Потом отводим глаза и делаем важный вид. Она степенно объясняет, как только что вышла из аудитории. Я – что прохожу по коридору рядом. Никто не признается даже под видом жуткой смертной казни в том, что на самом деле мы стоим здесь и ждем друг друга. Об этом никому, кроме нас, не дано (и не будет дано) знать.

Обе очень дружно делаем вид, что безумно рады видеть друг друга. Со стороны всё выглядит так, что поверить нам легко.

– Так приятно встретить знакомых!

– Ах, я даже не знала, что ты будешь здесь проходить… Но я так рада!

– Что у тебя есть курить?

Она протягивает сигареты, моя подруга Наташка нагло хватает сразу две и в полной женской солидарности мы втроем молча курим до звонка на следующую пару.

– Ты не дашь мне на пару дней свой конспект по экономической теории? У нас зачет через пару дней… А ты зачет уже досрочно сдала… (она)

– Без проблем. Позвони, зайдешь и возьмешь… (я).

Потом расходимся по лекциям. Она учится на том же курсе, что и я, только в другом потоке.

В аудитории сыро от утреннего света, а парта еще влажная от мокрой тряпки уборщицы. Сзади народ обсуждает вчерашний телевизионный сериал. Через несколько минут все дружно погружаются в глубины высшей математики. Все, кроме меня. Во время перерыва я, не отрывая глаз от конспекта, сижу за столом, пытаясь хотя бы увидеть то, что написано на открытом передо мной бумажном листе. Кто-то медленно и тихо подходит к моему столу. И, не поднимая глаз вверх, я знаю о том, кого увижу. Кто стоит за моей спиной… Она.

Она входит боком, как будто стесняясь незнакомых людей. Садится рядом, преданно смотрит в глаза. Мы – самые близкие и лучшие подруги, причем с давнего времени. Глубокую сущность наших отношений невозможно выразить словами. Мы просто ждем одного мужчину. Обе ждем, без успеха, который год. Мы – соперницы, но ни одному человеку в мире не пришло бы в голову так нас назвать. Наши лица одинаковы потому, что отмечены несмываемой печатью любви и тревоги. За одного человека. Наверное, мы обе его любим. Может, он тоже нас любит, но для сохранности наших общих с ней душ легче уговаривать себя, что ему по-настоящему на нас наплевать.

Сколько времени прошло с тех пор? Полгода, Год, два года? С того времени, когда был один, самый обычный телефонный звонок?

Кто звонил? Имени сейчас и не вспомнишь… Кто-то с соседнего курса… или из группы…

«– Привет. Приходи прямо сейчас. Тут все собрались… есть сюрприз!

– Какой сюрприз?! Дождь на улице! Говори толком!

– Как у тебя насчет английского?

– Ты мозгами поехала?

– Слушай, тут у нас сидят американцы. Двое, приехали по обмену, на факультет романо-германской филологии.

– А почему они сидят у нас?

– Им там не интересно, кроме того, они познакомились с Виталиком и он привел их к нам в общагу. Они забавные. По-русски почти не говорят. Она (назвала имя) запала на одного. Все время сидит с ним рядом. Приходи. Ты должна на это посмотреть! “

Дождь, который бил в лицо… Когда я вернулась домой, нас было трое. Трое. Так повелось с тех пор.

Я поворачиваю голову и смотрю на ее лицо – лицо человека, который, преданно положив голову мне на плечо, смотрит глазами жалкой побитой собаки. Определенно она любит его больше, чем я. Так любит, что для нее праздник – услышать хотя бы одно слово. Даже если это его слово предназначено для меня. С точки зрения ущемленного самолюбия я смотрю на нее очень пристально и со знанием дела отмечаю, что сегодня она плохо причесана, эта помада ей не идет, а на колготках – петля. Она, наверное, видит синяки под моими глазами, ногти без признаков маникюра и уставший вид. Я давно знаю, что грудь у меня красивей и больше, чем у нее, рост выше и глаза более яркие. А вот ее ноги и талия более стройны, чем мои. Наш взаимный осмотр почти незаметен – это привычка, укоренившаяся в подсознании. После этого мы взаимно ищем странности в поведении, говорящие о том, что кто-то из нас недавно видел его.

– Вчера до двух часов ночи смотрела международные новости… – голос ее осекается, становится хриплым, – наверное, в этом году им не удастся приехать… Я слышала, кризис в Штатах..

– А если и приедут, несмотря на свою пошатнувшуюся экономику, – подхватываю я, – к нам они вряд ли зайдут.

Ее лицо вытягивается, я вижу, что сделала ей больно. Но остановиться уже не могу.

– И вообще, я уже давно забыла про всю эту ерунду. Даже если он снова приедет, ты все равно его не поймешь. Как в прошлый раз.

– Но ты мне поможешь с переводом…

– Вряд ли. Я давно забыла английский. Скоро экзамены, сессия, надо заниматься русским… будущее за русским языком… а еще говорят, что скоро на РГФ приедут по обмену немцы. Не хочешь сесть за словарь и сходить на них посмотреть?

После нее он переметнулся ко мне – это было нормально, я давно привыкла к такой реакции, но я не знала, что его обыкновенные мужские поступки смогут причинить ей такую боль. Он до сих пор пишет мне письма – тоненькие листочки, отпечатанные на лазерном принтере… Я храню их в старой тетрадке, чтобы не показать никому. Она не знает о существовании этих писем. Все ее представления о жизни – это надежда, что он забудет меня тоже. Я догадываюсь, что каждое утро она открывает карту миру и с надеждой смотрит на океан. Она любит океан почти так же, как и его. Океан для нее – бездонная пропасть, в которой тонут мысли и чувства. Я не разубеждаю ее в этой иллюзии. Пусть живет так, как легко. Наша история примитивна до глупости. Так нелепа, что стыдно даже говорить. Окружающие твердо уверенны, что, повстречавшись в институте, мы просто так стали подругами. Две самых близких подруги. Которым всегда есть, о чем говорить… Это правда. Мы подруги. Нам интересно вдвоем, всегда есть общие темы и понимаем мы друг друга тоже с полуслов. Мне она нравится – как человек, как личность, как друг. Я нравлюсь ей тоже. У нее есть черты характера, которых нет у меня. Нам хорошо вдвоем. Так хорошо, что на белом свете никто не нужен. Даже, наверное, океан.

В открытой на всеобщее обозрение «личной» жизни у каждой из нас есть отдельный мужчина. У нее – студент-биолог из университета. У меня – компьютерный художник, довольно забавный тип. С ценным качеством – неумением задавать вопросы. Наши мужчины помогают нам пережить неизвестность и тоску, и еще мысль о том, что он не вернется. Что наш американский роман никогда не свяжет нас по-настоящему с ним. Но за эту любовь мы тайно обещаем друг другу всегда проявлять беспокойство – беспокойство не о себе, о нем. Она не догадывается, я понимаю, как мы смешны и нелепы, цепляясь за треснутую, разорванную соломинку, чтобы выплыть на поверхность и заглушить какую-то странную боль. Боль, похожую на зубную, возникающую в самый неподходящий момент в самом неподходящем месте. Боль – о себе? Или о нем?

Иногда я читаю в ее глазах ненависть. Словно по молчаливому сговору мы ненавидим все, существующее вокруг. Институт, в который поступили просто так, ради диплома, друзей, которым на тебя наплевать, общество и наше существование, а главное – ту пропасть, которая навсегда разделяет нас с ним. И когда мы устаем до безумия от вечной лжи и плохо скрытого равнодушия, от круговерти ничего не значащих, но многих событий, от глупости чужих любовных историй – мы встречаемся с ней глазами и видим искренность, настоящую, правдивую искренность, чище и лучше которой нет… Мы никогда не говорим на тему любовного треугольника потому, что обе прекрасно понимаем – за этим всегда кроется что-то более сложное, чем дилемма обычной неразделенной любви…

И еще: мы очень часто вспоминаем о нем. Вспоминаем, испытывая разные чувства – тоску, любовь, ненависть, что-то гадкое и противное или наоборот, светлое и пушистое… И после потока общих фраз кто-то вдруг замолчит на полуслове и спросит:

– Ну, что?

И другая отрицательно качнет головой:

– Ничего нового…

И, встретившись глазами, поймет немой приговор – не будет нового, ничего… Никогда.

Дома, наедине с собой, когда никто меня не видит, я схожу с ума от пропасти, в которую падаю все ниже и ниже. Мне до безумия хочется схватить ручку и написать на английском: «оставь меня в покое… не звони… не пиши…» Но я не могу, не способна это сделать, и потому мучаюсь кошмарами, от которых моей второй половиной становится только хроническая бессонница. Наше безревностное разделение любви жутким ночным кошмаром снится мне по ночам… Как шведская семья или мусульманские законы о многоженстве… В кошмарах я даже представляю себе, как мы обе выходим за него замуж и хозяйничаем на одной кухне… Я. И она. Меня передергивает во сне. Я просыпаюсь в холодном поту и мучаюсь с искушением сказать, что от общих знакомых узнала о его гибели в автомобильной катастрофе… Или что где-то упал еще один самолет… Я изобретаю сотни способов, знаю, что не смогу это сделать. Я не могу ее ненавидеть. Так же, как и она – меня.

Однажды, в тяжелый день, когда мои нервы были расшатаны до предела, я прижала ее к лестнице:

– Что ты делаешь?! Зачем ты меня преследуешь? Почему продолжаешь этот кошмар?! Живи своей жизнью! Оставь меня в покое! Не ищи моего общества, ведь на самом деле ты меня ненавидишь!

В ее глазах появилось странное выражение:

– Это неправда. Я не могу и не хочу тебя ненавидеть. Я люблю тебя. И немного его.

Каждый день на протяжении двух лет мы встречаемся на площадке лестницы. И каждую встречу мы не говорим, но думаем о нем. Я даже ловлю себя на мысли, что каждый день отсчитываю по часам и с нетерпением жду того момента, когда она тихонько, словно стесняясь, войдет в аудиторию, сядет со мной и начнет глупый бесконечный разговор на общие темы. А потом, в середине, прервет разговор и вопросительно посмотрит на меня… Я виновато отведу глаза в сторону, чтобы отрицательно покачать головой. И вздрогну всем телом – наверное, от вечной холодной сырости по утрам.

Два дня до нового года

В телеграмме было «не приезжай». Снег царапал щеки жесткой щетиной, затоптанный под разбитым фонарем. Край особо наглой из всех телеграмм высовывался из кармана сквозь мех шубы. Вокзал был похож на огромный феонитовый шар, слепленный из грязного пластилина. Ярко и ясно падала в пустоту дверь, уходящая в небо.

Прислонившись к холодной стене, она изучала железнодорожно-кассовое окно, где давилась толпа, и думала только о том, что хочет курить, просто до безумия хочет курить, втягивая в обе ноздри горький морозный воздух. Было нельзя идти, нужно было только стоять, наблюдая толпу, прислонившись к холодной стене плечом, щуря глаза от привычной для зрения вони. Все вокзалы похожи один на другой, как упавшие серые звезды, плавали облаками чужих глаз скопищем привычных неоспоримых миазмов. Все вокзалы – похожие один на другой.

Облаками – чужих глаз. Это было существенно самым важным.

В телеграмме было «не приезжай». Так не приходилось искать подтверждений тому, что собирается сделать. В узком проходе выпал из-под чьих-то ног затоптанный пьяный бомж, выпал прямо под ноги ей. Исключительно осторожно отползла по стене чтобы не задеть краем длинной меховой шубы. Кто-то толкнул в спину. Обернулась. Показалось – хочет что-то сказать, но ничего не смогла, и так, не сумев ничего сказать, застыла, забыв, что хочет курить потому, что мысль была более свежей. Мысль о том, что решения могут грызть мозг точно так, как грызут недокуренные (на снегу) сигареты. Там, где была боль, оставались красные воспаленные точки, тщательно спрятанные под кожей. Провела рукой, пытаясь отрезать самую воспаленную часть, но ничего не произошло, а красные точки ныли все мучительнее, все больше, оставляя позади злость, похожую на раскаленный разбитый фонарь в привычном феонитовом шаре.

Резко толкнув от себя часть стены, врезалась в очередь, профессионально отшвыривая всех мешочниц уверенными локтями. Наглость вызвала дружное раскрытие ртов видавших виды перекупщиц билетов. Она прижалась к окну, боясь, что снова не сможет ничего сказать, но сказала, и там, где дыхание падало на стекло, окошко становилось влажным.

– Один до… на сегодня.

– А в общий?

– Я сказала нету.

Звуковая волна голосов ударила в ноги, кто-то усиленно драл меховой бок, и совсем рядом отвратительная луковая вонь чьей-то истерической пасти попала в ноздри – так возмущенные народные массы праведно пытались ее отъять от железнодорожно-кассового окна.

– У меня, может, заверенная телеграмма.

– Иди в другое окно.

– Ну посмотрите – один билет.

– Ты че, издеваешься, блин ты…., – сказала кассирша, – не задерживай очередь… ты…, отошла от кассы!

Шубу больше не рвали, в пол ушла звуковая волна, бившая ноги. Она толкнула, уходящую в небо, тяжелую дверь и вышла туда, где мороз сразу же впился в лицо отточенными вампирскими зубами. Мимо глаз (чужих глаз) проплывали бесконечные ночные вокзалы. Вслед кричали – вдоль стоянок такси. Разумеется, она не понимала ни слова. Ей казалось – забыла все языки очень давно, и вокруг сквозь аквариумные стены, не доходя к ней, исчезают людские звуки, забирая существующие в мире цвета с собой. Стены были до самого дна, не пропуская ушедшую симфонию цвета. В телеграмме было «не приезжай обстоятельства изменились». На ресницах высыхало совершенное подобие слез, не дошедшее до щек на вампирском морозе. Эти слезы исчезали, не появившись, совсем и сразу, только внутри, под кожей, оставляя тупую заскорузлую боль, похожую на осушенное болото. Она достала из сумочки сигарету и зажигалку (в форме цветной рыбки) и глубоко втянула в себя дым, вдруг застрявший в горле тяжелым и горьким комком. Она тянула дым в себя до тех пор, пока державшая сигарету рука не превратилась в деревянный обрубок, а когда превращение произошло, сам собой окурок шлепнулся вниз, похожий на огромную падающую звезду, отраженную в бархатном черном небе. Кто-то снова толкнул, за край шубы зацепились елочные иголки и упали на снег, а раз упали иголки – она обернулась. Впереди в заячьем отметке маячила широкая мужская спина с прикрепленной к плечу елкой, которая плясала на спине фантастический смешной танец. Спина шла быстро и с каждым шагом уходила все более далеко, а потом на снегу остались только иголки. Замерев (боясь дышать)б она смотрела на них очень долго, иголки были похожи на маленькие огни, а когда в глазах зарябило от искусственного света, вдруг увидела, что идущий от них свет – был зеленый. Это было очень быстро, а потом – совсем ничего, только сдавленная быстротой боль вернулась на прежнее место. Защипало в глазах, завертелось на месте, сжался мозг и внутри кто-то сказал отчетливо ясно и четко «два дня до Нового года», и сразу не стало воздуха, был горький дым, спрятанный в груди глубоко так же, как и в ее горле. Черное, как растаявший снег, выплыло число и что-то сбило с ног, понесло по снегу прочь, только не на одном месте, куда-нибудь – от людей, к людям.

– Да стой, ты… – сбоку чье-то тяжелое дыхание отдавало полным набором сивушных масел. Обернувшись, под вязанной шапкой разглядела лисьи глаза.

– Сколько бегать за тобой можно?

Кто-то за ней бежал? Чушь. Так никогда не было – в этом мире. Было все, кроме двух полюсов – жизни и смерти, в полном избытке.

– Ты билет спрашивала до…?

– Допустим.

– Так у меня есть.

– Сколько.

– С тебя как с родной – отдам за 50.

– Да пошел..

– Ну жалкие 50 баксов, тебе как родной отдаю – так шоб взять…

– Ага, один, на сегодня, даже нижнее место.

Она поднесла билет к фонарю.

– Да верно, в натуре, не сомневайся.

Парень похрустел, покрутил на свет денежную бумажку в 50 долларов.

– А поезд в 2 часа ночи.

– Я знаю.

– Ну ладно.

Он растаял в пространстве, как тают люди, которые не повторяются при дневном свете. «Не приезжай обстоятельства изменились».

Она усмехнулась. Лицо расплывалось белым пятном на полу прилепленным к брови окурком. Выступало из-под сонных опущенных век, и, вписываясь в грязную окружность звало далеко, дальше и дальше. Там, где была, резкие углы кресла давили тело. Голоса сливались в ушах где-то в забытом за спиной мире. Сонная паутина окутывала несуществующим теплом даже лицевые изгибы. Она клонила голову вниз, пытаясь уйти, и только расплывалось лицо грязным белым пятном в вокзальных плитках. Этой ночью она не была больше собой. Кто-то рожденный и кто-то мертвый изменялся так, как нельзя было думать. Никуда не упав, отвернула от пола лицо, где вокзал жил ночной, не подвластной для рассмотрения жизнью. Около часа ночи телефонный звонок раздался в одной из квартир.

– Где ты?

– Я уезжаю.

– Ты решила.

– Он прислал телеграмму. Одну.

– Он хоть будет тебя ждать? И потом, адрес…

– Я должна ехать – там это, в телеграмме.

– Ты вернешься?

– Будь что будет.

– А если подождешь пару дней?

– В этом нет абсолютно никакого смысла.

– А вдруг одумаешься?

– Права нет на другой выход.

– Незачем к нему ехать. Не нужно.

– Я плохо слышу – в трубке шипит, но ты все равно говори.

– Что говорить?

– Что-нибудь. Как хочешь.

– Довольна, да? Нет на земле второй такой идиотки!

– До нового года остается два дня.

– Ты хотя бы на праздник осталась.

– Я выбрана.

– Тебя никто не выбирал.

– Все равно.

– Не уезжай. Не надо ехать туда, слышишь?

Короткие гудки благословили ее путь и сквозь стекло телефонной будки внутри неба чернели звезды. Она подумала, что ее нет, но долго думать об этом было страшно.

Поезд полз медленно. Тускло светились вагонные окна, тускло горела лампочка в плацкартном проходе. Прислонившись затылком к пластику поездной перегородки отражавшему лед, ждала, когда все уйдет и размоется за окном темнота теми слезами, которые, не появляясь в глазах, не высыхают. Мелкой болезненной дрожью задрожали давно не мытые стекла. Разболелся затылок от пластикового льда. Где-то внутри скулил маленький зябкий зверенок. «Я не хочу… – где-то внутри плакал маленький, усталый больной зверь, – я не хочу никуда уезжать, не хочу, господи, слышишь…»

Мелкой болезненной дрожью в такт поезду рассыпались стекла. «Я не хочу уезжать… плакал маленький зверь, – вообще никуда… я никуда не хочу ехать…я домой хочу… я хочу домой, к маме…»

В телеграмме было «не приезжай». Это означало, что в выбор не входило остаться. Ей казалось: вместе с поездом она катится вниз по осклизлым стенкам мерзлого оврага, с талыми снежинками на щеках и елочными иголками на снегу, вниз, к самому беспросветному дну, где так по-домашнему светят электричеством застывшие окна бывших комнат и где в тепле растворяются лживые слова о том, что существуют на земле окна, к которым, бросив все, еще можно вернуться… она дрожала, зубы выбивали дрожь там, где агонией хрипел скорый поезд. Сжавшись, она думала о елочных иголках, застрявших в снегу, и что в телеграмме было «не приезжай», и что два дня оставалось до Нового года и что однажды (это согревало болезненным искусственным теплом) придет день, в который больше не нужно будет никуда ехать. Старым больным зверем поезд выл по рельсам что счастье – это самая простая на земле вещь. Счастье – это когда нет дороги.

Красный цветок

Она обняла себя за плечи, наслаждаясь идеальной бархатистостью кожи. Потом неторопливо пригладила волосы рукой. Холодная вода – чудо. Веки стали прежними, не сохранив ни единого следа из того, что…. Что она проплакала всю ночь накануне. Все смыла вода, и можно было смело идти вперед. Она улыбнулась своему отражению в зеркале: «Я – прекрасна!». Потом – безразлично махнула рукой.

Она прошла коридор и оказалась там, где должна была оказаться. Взяла с подноса бокал с шампанским, не забыв одарить сверкающей улыбкой ни официанта, ни тех, кто находился вокруг. Шампанское показалось ей отвратительным, и на искусанных губах сразу же застыла жуткая горечь. Но из присутствующих, наполнявших большую залу, об этом бы не догадался никто. Она очень нравилась себе со стороны: прелестная женщина в дорогом вечернем платье пьет изысканное шампанское, наслаждаясь каждым глотком.

Разумеется, он все время был там. Он царил, окруженный своими раболепными подданными, в сердцевине большого банкетного зала. Светский лев, с непринужденным очарованием строго следящий за своею толпой. Все ли пришли – те, кто должен прийти? Все ли очарованы – те, кто должен быть очарован? Все ли испуганы и подавлены – те, кто должен быть испуган и подавлен? Гордый взгляд из-под чуть сдвинутых бровей говорил, что все. Он полусидел в центре стола, окруженный людьми, и, в первую очередь, красивыми женщинами. Большинство людей, встречавшихся с ним впервые, были очарованы его простодушной, располагающей к себе внешностью, его простотой и показным добродушием. Он казался им идеалом – олигарх, который держится так просто! Почти как обычный человек, как свой. Но только те, кто сталкивался с ним ближе или те, кто осмеливался просить у него денег, знали, как из-под внешней мягкости высовывается грозная львиная лапа, способная разорвать виновного легким движением грозной ладони.

Она знала все его жесты, его слова, движения и повадки. Она хранила в своем сердце каждую его морщинку, как клад. Годы приносили ему деньги и уверенность в будущем, он встречал их гордо, как океанский флагман. В его жизни было слишком много других людей, чтобы ее замечать. Изредка он замечал ее новые морщинки или складки на теле.

– Дорогая, ну так нельзя! Нужно за собой следить! Посмотри в зеркало! С моими-то деньгами…. Я слышал, открылся новый косметический салон…

– От кого слышал?

Он не смущался:

– Да, открылся новый и очень хороший! Сходи туда. А то ты скоро будешь выглядеть на все свои сорок пять! И я не смогу даже выйти с тобой в свет.

Он не стеснялся демонстрировать свои знания в области косметики или моды. Наоборот, подчеркивал: «видишь, как любит меня молодежь!». Он всегда был окружен этой самой «просвещенной» золотой молодежью. По бокам от него сидели две обладательницы последних титулов. Одна – мисс город, другая – мисс очарование, третья – лицо модельного агентства, которое таскало своих подопечных на любую презентацию, где мог оказаться хоть один, зарабатывающий больше 100 тысяч долларов в год. Четвертой была новенькая – она не видела ее прежде, но такая же злобная, подлая и наглая, как все. Пожалуй, у этой наглости было даже больше, и она отметила про себя, что эта далеко пойдет. Та девица полусидела перед ним прямо на банкетном столе, кокетливо положив ручку ему на плечо, и заливалась громким смехом в ответ на его слова, всем своим видом выражая жадную хищную хватку под маской наивной беспечности. Женщины всегда занимали в его окружении первые места. Мужчины теснились за спиной.

Сжимая бокал в руке, она словно читала на поверхности золотистого напитка свои мысли. Вокруг ее провожали льстивые, заискивающие улыбки – все-таки она была женой. Она была его женой долго, так долго, что он всегда подчеркивал это, а значит, ей также принадлежала главная роль.

Холодная вода – чудо. Она больше не чувствовала свои припухшие веки. Кто-то задел ее локтем:

– Ах. Дорогая! – это была знакомая, жена министра, – ты прекрасно выглядишь! Вы замечательная пара, я всегда вам завидую! Это так здорово – прожить больше 20 лет и сохранить в отношениях такую легкость! Смотреть друг на друга всегда. Ах, замечательно!

Оторвавшись от ее назойливой болтовни, действительно поймала на себе его взгляд. Он смотрел на нее, и это было как пузырьки в шампанском. Она улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой, подумав, что он заслуживает шанс…. Он не встал, когда она подошла, а девицы и не подумали уйти при ее появлении.

– развлекаешься, дорогой?

– Да, дорогая. Все в порядке?

– Прекрасно! А у тебя?

– Я очень рада за тебя, дорогой.

Их диалог не остался незамеченным. Окружающие думали «какая прелестная пара!». А присутствующие на банкете журналисты отметили про себя, что надо упомянуть в статье про то, что у олигарха такая замечательная жена.

– Дорогой, ты позволишь на пару слов?

Взяв ее под ручку, отвел от стола.

– Ты успокоилась наконец?

– А ты как думаешь?

– Думаю, в твоем возрасте вредно волноваться!

– Позволь напомнить, что мне столько же лет, сколько тебе!

– У мужчин это иначе!

– Вот как?

– Давай не начинать сначала! Я уже устал от твоей дурацкой выдумки, что я должен был сегодня обязательно подарить тебе цветы! У меня столько дел, я верчусь, как белка в колесе! Ты должна была об этом подумать! Можно было не цепляться ко мне со всякой ерундой! Захотела цветы – пойди купи себе, закажи, да купи хоть целый магазин, только меня оставь в покое – и все!

Она улыбнулась своей самой чарующей улыбкой:

– Да я уже и не вспоминаю, дорогой!

– Правда? – он обрадовался, – а я так рассердился, когда ты прицепилась ко мне с этими цветами! У меня столько дел, а ты полезла со всякой ерундой!

– Это был маленький женский каприз.

– Дорогая, запомни: маленькие женские капризы позволительны только молодым красивым девушкам, как те, что сидят рядом со мной! А в тебе это только раздражает!

– Я запомню, любимый. Не сердись, не нервничай из-за таких пустяков!

– Очень хорошо, что ты такая умница! Мне повезло с женой! Послушай, дорогая, обратно мы будем возвращаться не вместе. Тебя заберет шофер, когда тебе надоест. А я поеду сам, на своей машине, у меня есть кое-какие дела…. И не жди меня сегодня, я не приеду ночевать. Буду только к обеду, завтра. Да и то, может, пообедаю в офисе, а не вернусь домой.

– Я поеду одна? Сегодня?!

– Господи, да что такое сегодня?! Что ты мне действуешь на нервы целый день?

– Да уж, я занимаю так мало места в твоей жизни…

– Да при чем тут это! Ты занимаешь много места, ты ведь моя жена! И я везде таскаю тебя с собой! Так что не начинай!

– Хорошо, не буду. Я не хотела.

– Вот и хорошо! Тебе уже нечего хотеть!

И, усмехнувшись, он вернулся обратно, где нетерпеливо ждали слишком многие – гораздо более важные. С его точки зрения, особы, чем жена. Она улыбнулась. Ее улыбка была прекрасной. Это было выражение счастья – огромного счастья, которое нельзя удержать! Вновь вернувшись в туалетную комнату и плотно заперев за собой двери, она достала маленький мобильный телефон.

– Я подтверждаю. Через полчаса.

В зале она вновь расточала улыбки – демонстрируя (да ей и не надо было демонстрировать, так она ощущала) огромный прилив счастья. Это были самые счастливые минуты – минуты предвкушения… Так, сияя, она выскользнула в узкий коридор возле служебного входа, откуда хорошо просматривался выход, прильнула к окну. Через полчаса в узких дверях появились знакомые фигуры. Это были два охранника ее мужа, и ее муж. Ее муж, обнимающий новенькую девицу. И целующий – на ходу. Все спешили к черному блестящему мерседесу – последнему приобретению супруга, стоившему 797 тысяч долларов. Он любил дорогие машины. Очень любил.

Дверцы распахнулись, темное нутро автомобиля поглотило их полностью. Охранники остались снаружи. Один что-то говорил по рации – наверное, предупреждал тех, что на входе, что машина уже идет.

Взрыв раздался с оглушительной силой, уничтожая иллюминацию отеля, деревья и стекла. Все смешалось: крики, грохот, звон. Огненные языки пламени, взметнувшиеся до самого неба, лизали искореженный корпус мерседеса, превращенного в огромный погребальный костер.

Она обняла себя за плечи и автоматически пригладила волосы, наслаждаясь внутренним голосом: «Я подарила тебе самый красивый красный цветок! С днем нашей свадьбы, дорогой».

«Первое апреля — никому не верю!» — кто не знает этой присказки?! Но для меня эта пресловутая дата, совпавшая с днем моего появления в адвокатской конторе, ничего не значила, меня и так не проведешь! Я и в другие дни никому на слово не верю! И совсем не потому что когда-то «обжегся на молоке», просто я такой с самого детства.
Еще в школе ко мне накрепко прилепилось прозвище Фома неверующий, причем не только из-за фамилии Фомин, но и по причине того, что я всегда и во всем сомневался. «Тебе будет очень тяжело в жизни! — говорила мне мама. — Поверь человеку, который произвел тебя на свет и желает только счастья! Ты рискуешь остаться не только без друзей, но и без защиты со стороны родных!»
Мы с мамой всегда были очень близки, много беседовали о жизни, об отношениях между людьми. А, став постарше, я начал задавать ей более серьезные вопросы, в частности, касающиеся моего отца. И в результате я пришел к выводу, что такое мое отношение к жизни вовсе не случайно! Дело в том, что я вырос в неполной семье. Папа ушел от нас, когда мне было два года, и я его совсем не помню. У него давно другая семья и вполне взрослый ребенок. И все, что нам с мамой от него осталось, это лишь его фамилия, о чем я порой сильно сожалею…

Говорят, от судьбы не уйдешь. Вот только как понять — кто твоя судьба? Тот, кого знаешь всю жизнь, или тот, кого готова познавать каждый день?
Нас с Юрой «поженили» еще в детском саду. Торжественно сыграли свадьбу — были приглашены вся группа и воспитательница с нянечкой. И для окружающих мы стали неразлучной парой: вместе придумывали шалости, вместе получали от взрослых «по заслугам». Когда бабушка иногда забирала меня из садика во время «тихого часа», я, покидая спальню, неизменно подходила к кроватке своего «благоверного» для прощального поцелуя в щеку. Воспитательницы посмеивались над столь открытым проявлением детской любви, но втайне побаивались — к чему все это приведет?
А привело это к тому, что мы с Юркой пошли в одну школу, в один класс и сели, разумеется, за одну парту. Все десять лет учебы я исправно списывала у «мужа» математику, а он у меня — английский и русский. «Женихом и невестой» нас дразнили поначалу, но потом перестали -мы не обращали на это никакого внимания, просто потому, что уже давно привыкли к насмешкам окружающих. А чего переживать-то? Ведь они просто нам завидовали! Наши родители дружили, мы регулярно ходили друг к другу в гости и даже изредка проводили вместе отпуск. Так что фразы родственников по поводу нашего счастливого семейного будущего нас с Юрой совершенно не смущали. Привыкшие с детского сада к прозвищу «молодожены», мы вполне комфортно чувствовали себя в этой роли.

Мне было семнадцать, а этому красивому взрослому человеку с изысканной проседью — больше сорока. И все-таки для меня не было мужнины желаннее, чем он. Я влюбилась в папиного друга, начальника крупной фирмы. После школы пробовала поступить сразу в несколько институтов, но недобрала баллов. Идти учиться «куда попало», лишь бы получить диплом, не хотелось. Мама рыдала, бабушка обзванивала знакомых и приятельниц в поисках блата, а папа… Мой «приходящий» папа, «воскресный» папа, который ушел из семьи десять лет назад, нашел, как всем тогда показалось, лучший выход из положения. Он появился в нашем доме, как обычно, в воскресенье утром, и с порога весело приказал: - Лялька, хватит реветь! — это маме. — Наташка, быстро собирайся! — это мне. - Опять по кафе-мороженым? — всхлипнула мама. — Тебе все кажется, что она маленькая девочка, а у нас проблемы! - Знаю. Поэтому и говорю: пусть собирается побыстрее, нас ждут. Будешь, Наташка, работать! Наступила тишина: три женщины, открыв рты, потрясенно смотрели на моего папу. Довольный произведенным эффектом, он весело рассмеялся. - Да не пугайтесь вы так, дамы! Ничего в этом нет страшного. Годик поработает, поднаберется опыта, потом со стажем легче поступить будет. Моему другу как раз сейчас нужна толковая секретарша, а ты же у меня, Наташка, еще какая толковая! — папа озорно подмигнул, и мне сразу стало легко и весело.

При упоминании о свидании девушки обычно мечтательно закатывают глаза, предвкушая романтику. Я же содрогаюсь от отвращения — следствие печального личного опыта. Первым мальчиком, пригласившим меня на свидание, был Максим Ерохин. Мы вместе учились с первого класса, но только в седьмом он обратил на меня внимание. Я была сама не своя от неожиданно свалившегося на меня счастья. Тот, по которому сохли все девчонки, вдруг дал отставку очередной своей пассии, красавице и умнице Каролине, и позвал меня потусоваться вечером возле школы. Я вознамерилась водой. Вся из себя такая отпадная, приковыляла к школьному крыльцу сразить его наповал. Надела мамины сапоги на шпильках и надушилась ее туалетной с опозданием на пятнадцать минут, как положено. Макс беззаботно гонял мяч с пацанами. - Давай с нами, — предложил он мне. Я капризно показала шпильки. - Тогда притыкайся куда-нибудь, — скомандовал он. Я устроилась на скамейке возле спортплощадки. Так и просидела два часа. Макс время от времени подбегал: то перчатки вручал на сохранение, то мобилу доверял подержать. Когда ему удавалось забить гол, победно кричал мне издалека: - Ты это видела?! Я демонстрировала восхищение. - Ты как насчет завтра? — спросил он, когда мне настала пора возвращаться домой.

Незнакомец из маршрутки сначала показался мне обыкновенным нахалом, желающим во что бы то ни стало добиться моего расположения. Но очень скоро я поняла, что мне самой необходимо его внимание. В этот вечер все складывалось как нельзя хуже. Перед самым окончанием рабочего дня ни за что накричал шеф, правда, потом извинился, но мне от этого легче не стало — настроение было испорчено. Из-под самого носа ушла нужная маршрутка, а значит, опять придется забирать Мишку из садика позже всех — воспитательница уже косо посматривает на меня, недовольная тем, что ей приходится стеречь моего пятилетнего сына допоздна. И в довершение всех несчастий порвалась косметичка, когда я доставала ее из сумки, чтобы подкрасить губы, и почти вся косметика высыпалась в грязь. Чуть не плача, я побрела к небольшому рынку рядом с остановкой. Пока еще подойдет следующая маршрутка… За это время вполне успею купить Мишке киндер-сюрприз, он их очень любит. *** - Девушка, осторожно! — какой-то парень в последний момент буквально выдернул меня с проезжей части — в расстроенных чувствах я не заметила, как загорелся красный свет, и чуть не шагнула под колеса «газели».